Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

поют – ведь их не перебили в то утро, – но я не могу простить этого людям.

1855 ГОД

5 нояб. Мне глубоко ненавистен образ жизни некоторых людей и то, как теперь добывают средства к существованию. Работа на ферме, торговля, занятие ремеслом или профессиональная деятельность – все это претит мне. Я бы предпочел добывать средства к существованию самым простым и примитивным способом. Та жизнь, которой общество предлагает мне жить, настолько искусственна и сложна, поставлена на столько слабых опор, что грозит в конце концов рухнуть; она никого не может вдохновить, а хвалят ее разве что старомодные чудаки. В лучшем случае жить такой жизнью люди считают своим долгом. Я испытываю безграничную радость и удовлетворение от того, что помогаю себе и другим в меру своих возможностей. Но какой смысл пытаться жить просто, самому выращивать свой хлеб, ткать себе одежду, строить дом, топить печь дровами, которые сам заготовил, если люди, с которыми ты связан, в своем безрассудстве хотят иметь и получают тысячу других вещей, которых ни ты, ни они не могут произвести и никто не сможет оплатить? Человек, с которым ты связан родственными узами, подобно быку, постоянно тянет совсем в другую сторону.

Однажды человеку, который возмущался последствиями нашей расточительности, я сказал: Вы ведь могли бы сами выращивать картофель и так далее и так далее. В нашей семье это делалось регулярно, причем оставался даже картофель на продажу. Но он отнесся к моему предложению с сомнением. Тогда я сказал, назвав самую высокую цифру: Вы могли бы вырастить двадцать бушелей. – Да, но мне нужно тридцать пять. – А велика ли ваша семья? – Жена и трое маленьких детей. И это одна лишь семья, не говоря уже о тех, кого он нанял помогать есть картофель, то есть тратить его понапрасну. Так что ему пришлось нанять человека, чтобы вырастить картофель.

Так люди впускают дьявола в каждую щелку, а потом болтают о райских кущах и грехопадении человека.

У меня есть несколько знакомых детей, которым я с удовольствием подарил бы что-нибудь на день рождения. Но они так избалованы подарками – дома у них целые музеи дорогих подарков, – что мне пришлось бы трудиться целый год, чтобы купить им подарок, на который они соизволили бы взглянуть. <…>

1856 ГОД

19 марта. Случай у миссис Брукс. Утром 17-го прислуга миссис Брукс, девочка-ирландка по имени Джейн, упала, спускаясь по лестнице в подвал. Хозяйка обнаружила ее на полу без видимых признаков жизни. Миссис Брукс побежала к входной двери, чтобы позвать кого-нибудь помочь ей поднять Джейн наверх. Она попросила некую мисс Фармер, которая как раз шла мимо, сходить за кузнецом, жившим неподалеку. Та повернулась и не мешкая побежала через дорогу выполнять поручение, но поскользнулась и упала в талую воду. В мокрой одежде, со ссадинами на руках она вернулась и попросила миссис Брукс сделать ей примочку. Тогда миссис Брукс снова побежала к двери и крикнула Джорджу Биглоу, чтобы он сходил за кузнецом. Он бросился выполнять поручение и упал в снежницу почти на том же месте. Но так как он был половчее, то поднялся и – не думая о примочках – отправился за кузнецом. Он сообщил о случившемся проходившему мимо Джеймсу Бэрку и поспешил на помощь, но в темноте свалился с лестницы, ведущей в подвал. Когда наконец они подняли девушку, та очнулась и начала бредить, а потом с ней случился припадок. Поспешишь, людей насмешишь. Пришла беда – отворяй ворота. Я знаю эту историю от тех, кто слышал ее от миссис Брукс, видел девушку, лестницу и снежницы.

Когда вскрывается река и образуется полынья размером в один квадратный род в том месте, где в реку впадает ручеек или ключ, здесь собираются мелкие рыбки, привлеченные светом и теплом. Так уже ранней весной они могут стать добычей скопы. Можно видеть рябь на воде, когда они бросаются врассыпную при вашем приближении.

18-го я заметил на берегу озера место, где бьют ключи. Это рядом с железнодорожным мостом, там, где растет ясень. Почти целый месяц проталина была диаметром в 2—3 фута, а теперь увеличилась до 8—9 футов. В других местах на низком берегу, например возле устья Нат-Медоу, я видел болыпие проталины в глубоком снегу, диаметром в 8 или 10 футов: там бьют ключи. В этих местах появились побеги водяной лилии (Nuphar) и кресса, видел я и рыбью чешую, оставленную ондатрой. В широкой канаве на Корнер-роуд против Беар-Гарден наст местами осел и проломился, а там, где мост исправный, снег лежит еще толстым слоем, фута в два. Мелкие водяные жуки кружат по гладкой поверхности волн, но их еще единицы.

Удивительно, как резко изменился вид Уолденского льда за последние пять дней. Если сейчас сделать лунку, то вынешь из нее не твердые, сухие и прозрачные льдинки, а белый снег, мокрый и липкий, с отдельными кусочками льда. Лед подтаял на всю глубину в 26 дюймов, но больше всего, пожалуй, сверху. Трудно сказать точно, где начинается лед под двухдюймовым слоем снега.

3 дек. Сегодня ночью выпало столько же снега, сколько 29 ноября, и так бесшумно, что мы заметили это, лишь выглянув в окно. На рамах снега нет, и о том, что он выпал, я догадался, когда увидел, что старые колеи запорошило, а крыши побелели. Сейчас немного туманно, видимо, начинается небольшой дождь.

Гораздо меньше растений можно увидеть сейчас над снежным покровом. Совсем скрыт под снегом ладанник. Многие поля похожи на чистую, белую тетрадь. Но Болыпие луга еще не совсем побелели. Когда я смотрю на них сбоку, то вижу целые акры желто-бурой травы. Все пастбища окрашены в ровный белый цвет, а луга приобрели насыщенный желто-бурый цвет, но в тех местах, где трава пореже, они белые. Они напоминают нам об осени, о том, что внизу вода.

Пар от локомотива тянется низко над землей, окутывая вагоны.

Луга, поросшие осокой и еще не покрытые снегом, в то время как распаханные поля и пастбища представляют собой сплошное белое пространство, – это болотистые места, которые способны дольше противостоять наступлению зимы! В этом году траву не косили, поэтому лишь глубокий снег может скрыть следы лета.

Целый день моросит дождь. Все развезло, и обувь наша приходит в негодность. Купил себе пару кожаных башмаков, чтобы было в чем ходить зимой. Сапожник расхваливал их, ведь они сделаны год тому назад. Теперь я чувствую себя готовым к бою. Тот, кто приобрел башмаки, чувствует себя, словно человек, запасшийся на зиму дровами. Вон они стоят рядом со мной в комнате, в ожидании прогулок по далеким лесным тропинкам, мечтают о схваченных морозцем дорогах и о распутице, или о том, чтобы к ним прикрутили коньки и на подошвы налип снег.

Многие годы мой аппетит был так силен, что я питался – я лакомился – силуэтом соснового леса на фоне зимнего неба. И сейчас я все так же неприхотлив в еде! Сухой песок, который просыпался на железнодорожное полотно и попал на снег внизу, – приправа к моей прогулке. Я бродил вокруг, словно серый лось, смотрел на уходящие в небо верхушки деревьев, и они питали мое воображение – далекие, идеальные деревья, которых не касался топор дровосека, – они чем-то похожи на бахрому, на ресницы вокруг моих глаз. В чем же заключалась ценность леса для меня – его соков, его плодов, – как не в этой линии, где силуэт его выделяется ярким рельефом на фоне неба? Вот что было моим участком леса, моей участью в лесу. Серебристые иглы сосен, через которые просачивается свет.

Человек, в которого стреляли на роковом для многих мосту Линкольна, скончался в поселке вчера вечером. Единственные слова, которые он произнес в бреду, – Все в порядке. Возможно, то были последние слова, которые он произнес до того, как на него напали, – смелые, пророческие слова человека, покидающего этот мир. Они